Политика и наука Надежда Тэффи Книга Надежды Александровны Тэффи (1872-1952) дает читателю возможность более полно познакомиться с ранним творчеством писательницы, которую по праву называли "изящнейшей жемчужиной русского культурного юмора". Надежда Тэффи Политика и наука Настроение в классной комнате какое-то натянутое. Второй день не дерутся. Павлику не по себе. Он сидит над книгой и тихо похныкивает, глядя на лампу, подвешенную высоко «от греха подальше». Борька, толстый, безбровый, хмурит лоб и зубрит по бумажке. – Р. С.-Д. Р. П., Д. К. и Р. Д… Нет, не Д. К., а К.-Д., К.-Д., К.-Д. – Хм! – хнычет Павлик. – И чего ты бесишься. Все равно все знают, что у нас в приготовительном самые трудные предметы. У нас все предметы начинаются, а у вас все только повторяют. Это всем известно. – К.-Д., К.-Д., К.-Д., – кудахтает Борька. – Хм! Хм! Меня завтра из батюшки спросят, а я ничего не могу выучить. Вчера спросили, я все великолепно знал, а он кол влепил. – Р. С.-Д. Р. П., Р. С.-Д. Р. П. А что же тебя спрашивали? – с легким налетом презрения кидает Борька. – Спросили про двунадесятые праздники. Я ему почти все назвал: Пасху назвал, Вознесенье назвал, Елку назвал, Введенье назвал, Масленицу назвал… – Дурак! Масленица не двунадесятая. Р. С-Д. Р. П. – Я ему все назвал, и Илью назвал, а он… – Перестань скулить! Р. П. С.-Р… У меня революция на носу. Большевик, меньшевик, фракция, фракция, фракция… Большевик, меньшевик… Павлик уныло посмотрел на маленький круглый Борькин нос, на котором была революция, и захныкал дальше. – Хм! Заповеди все знаю, а он нарочно сбивает, чтобы… – Врешь, – неожиданно обрывает Борька. – Не можешь ты всех заповедей знать. – Нет, знаю. – Ну, скажи, какую знаешь. – Все знаю. И третью знаю. – Ну, скажи, про что в третьей говорится? – Про родителей. – А что про родителей? – «Да не прелюбо да сотворите» говорится. Я все знаю. А ты ничего не знаешь, ты ерунду зубришь. Латинскую азбуку. – Эх ты, курица! Это не латинская азбука. Это мне Паша Коромысленников записал. Это, братец ты мой, фракция, а не ерунда. Паша Коромысленников не такой человек, чтоб ерундой заниматься. Он, братец ты мой… – А что такое фракция? – Это, братец ты мой, тебе еще рановато знать. Вот перейдешь в следующий класс, тогда… Паша Коромысленников светлая личность! Борька глубокомысленно хмурит то место, где должны быть брови, и, понизив голос, продолжает: – У Паши Коромысленникова чудный револьвер! Браунинг. Великолепный! Маузеровской работы. Он несколько тысяч стоит, и то без пуль. Пули покупаются отдельно. Тоже несколько тысяч. Но мы будем сами пули лить. Своего отлива прочнее. Будем копить свинец из-под Гала-Петер. Этого, конечно, мало… Ну, да там видно будет. Мне тоже придется обзавестись оружием. – А тебе зачем? – криво усмехается Павлик. Он уже давно почувствовал уважение к брату, но еще совестно показать это. – Я, видишь ли, братец ты мой, сделал маленькую оплошность. Может быть, ты и не заметил, но кое-кто, наверное, намотал себе на ус. Дело в том, что я вчера за обедом брякнул во всеуслышание, что я социал-демократ. Теперь Паша Коромысленников советует мне спать с оружием. Пример Герценштейна служит ярким доказательством того, что черная сотня не пощадит никого из нас… Павлик уже не усмехается. Глаза у него стали круглые. – Да-с, братец ты мой, – продолжает Борька. – Дело – табак! Конечно, я мог бы, например, завтра же за обедом заявить, что я не социал-демократ, а что я принадлежу к фракции союза активных крамол, то есть борьбы (ты ведь все равно не понимаешь). Этим я бы себя спас. Но Борис Сухарев не таков, братец ты мой! Ты еще узнаешь, что такое Борис Сухарев. А теперь – засохни! Не мешай. Р.С.-Д. Р.П., Р.С.-Д. Р.П., Р.С.-Д.Р.П. Некоторое время Павлик молча и сосредоточенно рисует чернилами рожи у себя на ногтях. Разрисовал всю левую руку – на каждом ногте по роже. Мрачно полюбовался. Принялся за правую руку. Здесь дело не налаживалось. Павлик не умел рисовать левой рукой. Опять стало скучно. Пришлось захныкать. – Хм… хм… Все равно хоть все на память вызубри, а он кол влепит. Я ему все Вознесенье хорошо ответил; все правильно рассказал, только заглавие спутал, сказал, что это Сретенье, а он… А Петя говорит, что если я из батюшки срежусь, так меня на второй год засадят. – Засохни! П.П.С., П.Н.С… У меня теперь трудное пошло. П.П.С, П.Н.С… – Из русского разбор задал, а я не могу… – Что ты не можешь, курица? – Не могу пустынника. – Какого пустынника? – Задано «Пустынник гулял в пустыне». Пустыня – имя существительное, нарицательное… А пустынник… а пустынник – глагол? – Глагол? – задумывается Борька. – Ну, это ты, братец, того… Как же тогда второе лицо? – Ты пустынник… – безнадежно тянет Павлик. – Нет, это ты, братец мой, путаешь. Это так кажется, что глагол, потому что пустынник предмет воодушевленный. А ты возьми предмет невоодушевленный. Например, стол. Что такое – стол? – Глаго-ол… – Вот курица! Как же будущее время, если глагол? – Столу-у, хм… В соседней комнате часы бьют восемь. Борька в отчаянии хватается за голову. – Сейчас чай пить позовут, а я ни в зуб ногой. Будь товарищем, спроси меня вот по этой бумажке, только не подсказывай, я сам… Павлик берет бумажку и, мрачно насупившись, начинает: – Что такое К.-Д.? – Да ты не по порядку! Ты вразбивку спрашивай. По порядку и дурак скажет. – Что такое максималисты? – Ну, это легко. Это те, которые в Фонарном переулке. Валяй дальше! – Что такое П.Д.Р.? – П.Д.Р… П.Д.Р… Постой, ты, верно, не так спрашиваешь. Да, П.Д.Р. Партия демократических реформ, правей К.-Д., левей С.-Д. – Что такое Р. С.-Д. Р.П.? – Гм… Как? – P.C.-Д. Р.П. – Ты, верно, опять спутал. – Р.С.-Д. Р.П. – настойчиво тянет Павлик. – Пошел к черту! Мекеке! Мекеке! Туда же берется спрашивать. Сказано, курица – ну и молчи! Давай сюда записку! В столовой зазвенели ложки. Сейчас позовут чай пить. Скучно Павлику и тревожно. Что-то завтра будет из батюшки… И разве пустынник наверное глагол?… Борька отдувается и фыркает: «Фракция, фракция, фракция…» Молодчина Борька. Хорошо быть большим и умным!…